То время, когда он сам был не больше, чем грязь под ногами благородных, те обстоятельства, что заставили его отказаться от собственной жизни, от свободы.

Его путь до горы Валаад и все, что за этим последовало. Боль, много-много боли.

В наступившей тишине, от которой закладывало уши, внезапно раздавшийся голос Киары прозвучал как удар хлыста.

— Будешь лежать смирно всю ночь, и не смей меня трогать сам, — звонко произнесла она, приблизившись к нему. — А я буду знать, что ты рядом, и замок хотя бы эту ночь будет в безопасности.

Она была в той самой тонкой шелковой сорочке, в которой проснулась в его объятиях сегодня утром.

Девушка смерила его странным взглядом, чуть задержавшись на обнаженном торсе, а затем скользнула под одеяло, лежащее рядом.

— Поговорим утром. Я очень устала сегодня.

С этими словами она обвила его руками за шею, прижалась всем телом и тихонько засопела.

— Так хорошо спится рядом с тобой… — услышал он ее тихое бормотание в полудреме.

В первую секунду он буквально задохнулся от нахлынувших ощущений обострившейся связи.

Затем, когда он смог хоть как-то абстрагироваться от разливавшейся по телу жилкой неги, он попытался осмыслить происходящее.

Он все ждал подвоха, пытался угадать, что она хочет сделать дальше, но королева, по всей видимости, просто уснула!

Лишила его возможности двигаться и использует сейчас как какую-то тряпичную куклу для сна, которую подкладывают детям.

Обнимает, сопит в плечо… Словно бы ей эта проклятая связь совсем не мешает, не накрывает волнами разум, не лихорадит тело.

Проклятая ведьма! А ему-то что теперь делать? О каком сне может идти речь, когда все внутри буквально рвется наружу.

А еще до невозможности бесило то, что он никак не мог выбросить из головы мысли о ее прошлых рабах. С ними она так же спала в обнимку? А может быть, заходила и куда дальше?

Он был не в силах произнести ни звука, ни пошевелиться, а прикосновения Киары на коже отзывались искрами. Это было бесконечной мучительной пыткой, и за это хотелось ненавидеть ее еще сильнее.

В какой-то момент он даже стал рисовать себе в воображении сцены из прошлого, чем она, по его мнению, должна была заниматься со всем тем бесконечным потоком невольников, что уже прошел через ее постель.

Вот только в каждом из них он видел себя, и это раздражало еще сильнее.

В какой-то момент пришлось взять остатки воли в кулак и сказать себе «СТОП!», потому что иначе он бы просто свихнулся.

Все, что он мог сейчас, чтобы окончательно не утратить рассудок, это, как ни парадоксально, просто расслабиться. В конце концов, нужно было признать, что он сам виноват в случившемся. Как любили поговаривать у него на родине — не стоит класть голову в пасть спящему крокодилу.

Хотел проверить границы ее терпения? Что ж, еще повезло, что ее приказы не зашли дальше. Хотя Киара словно знала, что именно ему приказать, чтобы заставить ощущать себя максимально плохо. Беспомощным, бесполезным, слабым…

От этого чувства лоб покрывался испариной, сердце заходилось в неровном беге. А проклятое тело, возбужденное до крайней степени близостью Каи, заставляло ощущать себя еще гаже. Словно бы он сам находил извращенное удовольствие в подчинении.

Повторения не хотелось. Вот только если он пересмотрит свое поведение, то она будет наверняка знать, чем его шантажировать. А если не пересмотрит, то все может повториться, а повторения допускать было нельзя.

Спустя, наверное, час или два, он все же сумел немного успокоиться и даже внушить себе, что ничего неприятного особо не произошло. Ну лежит в обнимку рядом с девушкой. Это не так уж и плохо.

Сон брал свое. Раздражение и злость не могут длиться вечно.

Киара что-то пробормотала в дреме, крепче прижимаясь к нему. И, засыпая сам, он уже ощущал лишь странное, незнакомое прежде щемящее чувство в груди.

Глава 14

Волчий вой заставляет встрепенуться. Но пошевелиться нет возможности. Со всех сторон — темнота, она обступает, душит. Но это — не просто бездушное отсутствие света. Эта темнота другая — она живая, злая, голодная. Она бурлит, кипит, и внутри, и снаружи.

Киара пытается закричать, но вдруг темнота тает, и она понимает, что это лишь сон.

И теперь ей снятся высокие горы, бескрайние моря. Она парит в облаках.

В какой-то Киара обнаруживает себя в маленькой деревушке не окраине тропического леса. Солнце нещадно парит, а на небе ни одного облачка.

Сельчане, суетящиеся у своих домов, чем-то взбудоражены, она слышит крики. Вокруг много солдат в легких доспехах, на их груди — блестящие панцири. Высоко развевается знамя на длинном копье с черным волком на нем.

Пройдя чуть дальше вперед, Киара видит Амоа. В простой рубахе и перепачканных землёй штанах он стоит рядом с высокой девушкой со множеством косичек, которая держит за руку тощую нескладную девчушку лет десяти.

— Не нравится мне все это… — девушка цепляется ему в рубаху. Она говорит на незнакомом Киаре языке, но Кая отчего-то все равно понимает каждое слово. — Зачем они согнали всех вместе с детьми на площадь?

— Тише. Надо постараться улизнуть незаметно…

Он тянет ее за собой за руку, и в этот момент начинает зачитываться какое-то послание. Сначала это кажется тарабарщиной, Киара слышит только чужеземные слова, но постепенно они обретают смысл.

— Злые силы объявили нам войну! Подгорные твари становятся все беспощаднее. Но, милостью и благословением богов Валаада, феод этих земель, Кимо ди Хеики, нашел способ справиться с напастью. Твари не нападают на детей. Поэтому каждая семья обязана предоставить одного ребенка от десяти до тринадцати лет…

— Они отдадут наших детей на съедение подгорным тварям! — кричит кто-то из сельчан.

В толпе подымается ропот, в ответ на который в воздух взвивается пламя. Приглядевшись, Кая понимает, что рядом с глашатаем стоит человек в глубоком черном капюшоне, и это, по всей видимости, маг.

— Приказ обязателен к исполнению…

— Я не боюсь! — брыкается девочка в руках Рене, — сестра, отпусти меня!

— Дурочка! Они используют вас как живой щит!..

Внезапно окружающая действительность дрожит, плывет, очертания деревушки смазываются. Вот уже Амоа и Рене бегут по лесу, на руках у мужчины десятилетняя девочка.

Им нужно пересечь широкую просеку, но стоит им туда ступить, как дорогу перегораживают лошади, на которых восседают солдаты в высоких шлемах.

Гордо развевается черное знамя с волком. Беглецов окружают. Амоа крутит головой в поисках путей к отступлению, но их нет. Со всех сторон на них направлены копья.

Спустя несколько минут к ним подъезжают несколько больших повозок. На таких в Диагоне перевозят скот, только здесь они наполнены детьми.

Шлемы, кольчуги и панцири всадников блестят на солнце, слепя глаза.

— Еще одни беглецы. Схватить их! — Киара уже видела отдающего приказ мужчину раньше. Вот только где? — Вы же понимаете, что, нарушив мою волю, волю вашего феода, вы подписываете себе приговор?

— Ты уже насобирал достаточно. — буквально рычит Амоа, казалось замечая малейшие движения коней под каждым из всадников вокруг. Кая была уверена, если бы был хоть малюсенький шанс сбежать — он бы его использовал. — Оставь нас, ди Хеики,

— Как ты разговариваешь со своим феодом? — Морщится всадник. — Скажи спасибо, что я не согнал на войну с тварями всех мужчин Валаада. Мой план — обойтись малой кровью.

— Лучше умереть, чем прятаться за спинами детей. Оставь их, и я пойду сражаться с тобой, — произносит Амоа, спуская девочку с рук и задвигая ее себе за спину.

— Сражаться? Это самоубийство, — феод поскреб подбородок, делая вид, что раздумывает. — Хотя, кто знает. Вдруг ты скорбный умом девственник? Таких они тоже не трогают.

Солдаты хохочут, а Амоа на это лишь крепко стискивает зубы.